Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар - Страница 200

К оглавлению

200

– И, вот, что я должен сказать. Я прожил очень длинную жизнь. Я много старше вас, Вера Николаевна, а вам сейчас столько лет, сколько было Марксу в год его смерти, – я старше Михаила Петровича, а он был членом Парижской Коммуны, дела Маркса… Все лучшее, все честное, все подлинно человеческое, что было в моей жизни, – это было тогда, когда я приближался к революции. Все это на протяжении одной жизни, все это на памяти нашего поколения. Я смотрю на вас – и вспоминаю семидесятые годы, я не случайно вспомнил Зунделевича, – Леонтий Шерстобитов был прав, когда говорил, что не они уходили от меня, но я уходил от времени, – он не успел выслушать меня тогда. И сегодня, сейчас…

…Климентий Обухов, Иван Нефедов, Дмитрий Широких, – они ушли из Шушенского в отчаянные сибирские морозы, когда вестей о революции еще не было: они ушли, потому что вести эти должны были быть. Они вышли в отчаянные морозы империи. В детстве Климентий, в марте, помогал ручейкам выбиваться из-под дряхлых снегов, – шел за ручьями до моста у соляного амбара, – ручьи текли дальше, в Оку, в Волгу, в Каспий… Те громадные земли, которые являли собою Российскую империю, те миллионы людей по селам, по рекам, по шпалам, по городам, пригородам и заводам, мимо которых, с которыми и ради которых шли Дмитрий, Иван и Климентий, – они были в жизни, в весне, в половодье, в радости. Одиночками Куреек и Шушенских, сотнями и сотнями тысяч волостей и уездных городов они сливались в миллионы радостных рек в человеческое будущее. Из-под сибирских руд и ледников, пешком, по рекам, по шпалам, на подводах, на вагонных буферах возвращались в справедливость и жизнь те, которые за справедливость жизни разогнаны были империей по трущобам империи…

Климентий задержался у калитки: десять лет он не переступал ее порога, тогда ему было шестнадцать лет. Впервые из-за этой калитки к нему пришло сознание того, что такое – класс и революция класса пролетариев. На пороге этой калитки последний раз в жизни он видел живым своего отца. У порога этой калитки он узнал, что он любим навсегда, – и не было дня, чтоб Климентий не вспоминал этого дома: в нем жила его верность, ибо верность в любви Климентий считал такою же верностью, как делу, мысли, слову, – так же, как считала и Анна, каждый день которой за все эти десять лет был известен Климентию… Десять лет, – нет, не доверия и ожидания, но – делания общих дел, общего знания, общего становления людьми. Верность!.. Двор за калиткою был пуст. Климентий знал, – сейчас он увидит Анну, и он ощущал: сейчас он увидит вторую половину самого себя, прекраснейшую, лучшую, которую он поцелует так, как никогда еще не целовал в жизни. Анна не знала о его приезде.

На пороге в столовую стояла Анна.

В столовой были старики. Древний старик Никита Сергеевич говорил счастливым юношей.

– …Все лучшее, все честное, все подлинно человеческое, что было в моей жизни, – это было тогда, когда я приближался к революции. Это было дважды. Но я никогда не был вплотную с революцией, – мне казалось, что я недослушан ею, и это неверно, потому что я опаздывал за нею. Я хочу жить!.. И сегодня, сейчас…

Никита Сергеевич поднял голову и увидел на пороге взявшихся за руки Анну Колосову и Климентия Обухова, а сзади них чертановского учителя Григория Васильевича Соснина. Никита Сергеевич крикнул счастливо:

– Анна, Климентий, Григорий Васильевич, – вы слышали меня?!.. – только с революцией, только с вами!..


Город писателей, 25 авг. 937-го

Комментарии

Заштат

Впервые был опубликован в журнале «Знамя» (1987. № 5). Рассказ предназначался для журнала «Красная новь», но напечатан не был (последние полтора года Пильняка не печатали). Литературная реабилитация Пильняка в наше время началась с публикации этого рассказа. Прообразом героя послужил отец писателя А. И. Вогау, в основу рассказа легли реальные события из его жизни, описанные Пильняком еще в раннем рассказе «Земское дело» (1915), который позднее был переработан в «Заштат».

Отец и сын

Единственный раз рассказ был опубликован в журнале «Огонек» (1936. Мз 18. С. 12). В рассказе описан отец писателя и город Саратов.

Игрушки

Рассказ был опубликован в журнале «Огонек» (1936. N 29. С. 9). Рассказ автобиографичен, в нем описывается семья Пильняка.

Созревание плодов

Впервые появился в журнале «Новый мир» (1935. №№ 10–12). Отдельным изданием был опубликован в 1936 году (М.: Гослитиздат). Вошел в сборники «Расплеснутое время» (М., 1990), «Человеческий ветер» (Тбилиси. 1990), в Собрание сочинений в 3-х томах (М., 1994). Вопреки устоявшемуся мнению о романе как попытке Пильняка взглянуть на происходящие в стране процессы со стороны социалистического строительства и созидательного начала, роман, как и другие произведения писателя, затрагивает противоречивые вопросы строительства нового государства, поднимает вопросы нравственности и цены этих достижений. В романе описывается новая семья Б. Пильняка – третья жена актриса Кира Георгиевна Андроникашвили, их роман, свадьба и сын – Борис Борисович Андроникашвили.

Соляной амбар

Впервые роман был опубликован в книге «Расплеснутое время» в издательстве «Советский писатель» в 1990 году, затем в трехтомном Собрании сочинений (М., 1994). Роман автобиографичен – в его основу легли впечатления детства и юности писателя, некоторые факты его биографии. Роман многостроен и неординарен, как сам автор, как произошедшая на его глазах описываемая им революция. Замысел романа Б. Пильняк вынашивал всю жизнь, но написал в сложный для писателя последний год жизни – год травли и ареста. В 1937 году Пильняка перестали печатать, не прекратив при этом гонений. Сложная литературная обстановка этого периода также не благоприятствовала творчеству. Тем не менее, ожидая арест и трезво оценивая ситуацию, писатель пишет роман «Соляной амбар» как свое последнее слово, в котором заново возвращается к темам всего своего творчества – революции, детским и юношеским годам, на которые пали переломные годы страны, включает в роман свои скандальные произведения разных лет жизни – заново переосмысливает прожитое.

200