Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар - Страница 105

К оглавлению

105

Дядя Леонтий молчал, – должно быть, курил и затягивался.

– Вам неудобно сказать? – спросил папа.

– Да нет, не очень, – иначе, должно быть, сюда не заехал бы, – ответил дядя и добавил безразличным голосом, – выслали меня сюда под надзор полиции.

Теперь замолчал папа и крикнул затем, как кричал на «мужиков»:

– Как?! каким образом?!

– Очень просто, – как высылают. Папа спросил шепотом:

– Вы… как это, вы что же, народники или – как там – марксист?

– Это второстепенно.

– Нет, это крайне важно!., вы же знаете мое служебное положение!.. Я должен знать, кто вы…

– Афиноген Корнилович, я уже сказал, – выслан под наздор полиции. Ваше служебное положение – я узнал только вчера – от вас. Вы же некогда учились в университете. Я помнил вас студентом в нашем городке. А здесь у меня нет ни единой живой души… Земский начальник, – то есть тоже разновидность полиции, – никак не ожидал!.. А стало быть, вам известно, что, во-первых, допрашивали меня уже достаточное количество раз с пристрастием и без пристрастия, и вам утруждать себя в этом едва ли нужно, а во-вторых, еще в Библии сказано, что и камни иной раз вопиют, и мне казалось, что вы хотя и начальник, но все же земляк. Вопрос ясен. Ночи еще холодны и мокры, на улицах сыро, – а сейчас утро. Я могу через четверть часа покинуть ваш дом, – или, точнее: не то что могу, а – должен буду покинуть, ибо мне нечего делать – ну, с теми камнями, которые не вопиют… Не забывайте, что и я, как земляк, могу допросить – с пристрастием и без пристрастия…

– То есть – как? – спросил папа.

– Очень просто, – именем элементарной человеческой честности вашего отца, ваших сестер и младших ваших братьев, нищенствующих у нас на родине, – какой процент порядочности – ну, хотя бы в работе земского начальника?..

Кто-то из земляков ударил кулаком по столу. Из-за двери потекла тишина.

– Я прошу вас, – зашептал отец, – я прошу вас, господин…

Леонтий перебил папу папиным голосом:

– …господин Шерстобитов, – я прошу вас оставить мой дом… Так, что ли?!

– Нет, зачем же так крайне резко? – сказал растерянно папа, – так же, должно быть, как Ипполит, когда дядя студент спросил его в лоб о курении. – В столовой готовится чай…

– Нет, совсем не резко, но логично, – сказал Шерстобитов безразличным голосом. – Я сейчас оденусь и уйду. Скажите на всякий случай вашей местной полиции, чтобы особенно меня не трогали и не трепали, – все-таки я у вас ночь ночевал… Дайте мне две папиросы, ибо свои я выкурил, а эти две будем считать лекарством…

Ипполиту показалось, что под ним поплыл сундук.

Дядя продолжал:

– Будем считать их лекарством… Я оденусь сейчас и пойду искать себе в городе крышу. Если хотите, можете также пойти со мною к жандарму и к исправнику, – как их? – Цветков и Бабенин? – я должен представиться им, а вы сдадите меня с рук на руки…

Папа – почти рысью, поддерживая обеими руками халат на животе, никак не заметив Ипполита, – пробежал в спальню. Он крикнул из спальни:

– Ипполит, возьми, отнеси папирос дяде!..

Дядя Леонтий, по воле которого папа бегал за папиросами, как Ипполит, – дядя Леонтий был необъясним и великолепен.

– Дядя Леонтий, – прошептал Ипполит заговорщицки, – а жить вам лучше всего будет у Никиты Сергеевича Молдавского, – там все порядочные люди живут – революционеры…

– Ага. Так… Значит, слово – революционеры – ты знаешь?

– Да…

– Откуда?

– От папы…

– А что это значит?.. – это слово?

– Папа их называет мерзавцами, а из его же слов выходит, что они – порядочные люди…

Дядя Леонтий и папа вместе ушли за калитку. Папа вернулся домой в одиночестве. Папа крикнул из кабинета угрожающим криком:

– Жена, водки!.. Из Маньчжурии пришли опять неприятные вести!..

Глава пятая
«…Именем элементарной человеческой порядочности…»

В городе произошло событие – в город приехал ссыльный – революционер и марксист – и ссыльный марксист поселился у Никиты Сергеевича Молдавского, и революционер ищет частных уроков.

Дамы Бабенина и Шиллер – бывшие артистки – сообщили мужьям за обедами о том, что на прогулке встретили Никиту Сергеевича, а он познакомил их со студентом Шерстобитовым. Бабенин опустил усы в тарелку. Шиллер взволновался, – он рассудил, что если студент Шерстобитов на самом деле революционер, то, стало быть, человек без предрассудков, а значит, положительно относится к гражданским бракам, и, следовательно, его можно пригласить к себе в гости, но надо предварительно пойти к нему с визитом…

Андрей Криворотов, Климентий Обухов, Анюта Колосова вышли уже из того возраста, когда нет ничего замечательней, как в марте следить за течением ручья, за потоком его, как выбивается он из-под дряхлого льда, студеный, прозрачный, отражающий солнце, – идти вдоль ручья, помогать ему в трудных местах, пройти за ручьем через площадь до оврага, до моста, за которым, изъеденные солнцем, дотаивали остатки Порт-Артура, – остановиться на мосту, ибо дальше за ручьем нельзя уже идти, ибо много уже ручьев слилось в овраге, они шумят в стремлении, они уже сильнее Климентия и Андрея, – остановиться на мосту, но мыслями идти за потоком до реки, до Оки, до Волги, до Каспия… а там на Каспии, в жесточайшей жаре, в жарчайшем солнце, быть может, вот эта капля воды, которая только что пробежала под мостом, поднявшись в воздух паром, отнесена будет ветром в Индию Киплинга, – иль возвращена будет ветром – сюда же в небо над Камынском, чтобы заново начать свой путь…

105