Старший сын отца, Андрей Борисович, совершенно взрослый сын, которому уже четырнадцать лет, который играет в перочинные ножики, в велосипед, в японский биллиард (и выманивает их у отца за каждый «ох» и «хор»), который прыгает головой вниз в пруд с плотины наподобие дельфинов, а в лесу строит шалаши наподобие зимовки челюскинцев, отчаянный пионер технического склада ума, – этот Андрей Борисович в возрасте от рождения семилетнем получил родительский подарок, а именно – полное пожарное обмундирование, шлем, топор, шланг и некоторые другие пожарные вещи, нашитые на картонку и продававшиеся в игрушечном отделе тогдашнего ГУМа. Подарок был вручен сыну Андрею Борисовичу в день торжеств по поводу его рождения. И к вечеру в тот день с воем ворвалась в комнату Дуняша: «батюшки, горим!» Действительно, Андрей Борисович в прикухонном коридоре наложил дрова, газеты – и запалил их исключительно для того, чтобы на самом деле быть пожарным и в каске, с топором, со шлангом отчаянно тушить огонь. Что ж! – сын был логичен!..
Но где же тогда логика Соньки?
…Утро. Солнечный день. Через час будет знойно. Только что на лестнице кричал Борис Борисович:
– Папа, имагу! – подятита, папа!..
Отец отнес сына к маме, – у них там свои совершенно замечательные дела, у мамы на полочке хранится специальный акум и у мамы хранятся детские книжки, собранные впрок, но картинками своими годные уже сейчас. День только что начинается, как жизнь Бориса Борисовича, – и отец с высоты своего возраста вспоминает свои игрушки, думая о Соньке, о пожарном костюме и – странное дело – о счастье. У каждого человека было счастье и были счастья, ибо ощущение счастья – хоть редкое, но совершенно реальное человеческое ощущение, которое может приходить и раз и два по разным поводам и разными путями. В древнем отцовском детстве счастье привезено было однажды отцом отца в шарабане; отец сказал сыну: «я тебе подарю лошадь с дрожками, лошадь можно впрягать и выпрягать из дрожек, упряжь будет как настоящая, и дрожки будут как настоящие, только маленькие». Отец уехал в Москву, через два дня шарабан привез его со станции, сзади к шарабану были привязаны дрожки, совсем как настоящие, в которые совсем по-настоящему впрягалась рыжая лошадь. И это было счастье: впрягать и выпрягать замечательного, единственного в мире коня, – впрягать и выпрягать, играя. Это счастье памятно реально и ощутимо сейчас, до сих пор. Детей нельзя не любить и нельзя не желать им счастья, – что можно пожелать для этого? – шут его знает, что ощущал Андрей Борисович, поджигая дом! – а тот детский конь, который впрягался в дрожки, давным-давно исчезнувшие с российского лица, заменяемые автомобилем, – тот конь, поди, был игрушкой, не менее аляповатой, чем кукла Соня…
День только что начинается, как жизнь Бориса Борисовича. Сын был отправлен к матери, он побыл у нее, и мама отнесла его вниз к няне, он воюет внизу, он кричит:
– Пути – папи! Няня отвечает:
– К папе нельзя, папа работает. Сын кричит вновь:
– Аботает!.. пути – мами! Няня отвечает:
– К маме тоже нельзя, мама тоже работает, – и няня добавляет сладким голосом, – пойдем к Сонечке.
– Сонечка лаботает? – спрашивает сын приметно.
Отец действительно сидит у стола. Слева от него исписанная бумага, два подсвечника, справа книги, нож для разрезывания книг, перочинный нож, громадный красно-синий карандаш, вчера привезенный из Москвы, облюбованный и тщательно нынче с утра заточенный. Отец рассматривает этот карандаш, – и, – батюшки, да он же, оказывается, до сих пор играет в игрушки!., и этот красно-синий карандаш, так облюбованный вчера – разве это не игрушка!? – ну, а подсвечники со свечами, уходящие вместе с дрожками с российского лица?
И мир отца погружается в игрушки. Ну, разве это справедливо, что отец гонит Бориса Борисовича от пишущей машинки, ибо отношение отца к ней – разве не такое ж, как к игрушке? – ну, разве справедливо, что отец гонит старшего Андрея Борисовича, человека со складом ума техническим, от автомобиля, стоящего в гараже под соснами, когда Андрею Борисовичу так хочется поиграть в автомобиль?
Ну, а сколько процентов игры в том, как зачесывает отец свои волосы… – Но ведь веками установлено, что творчество обязательно сродни игре, – и не устанавливается ль советскими днями, что и труд переплетается с творчеством?..
…И отец ощущает себя, – как сына, играющего под окном с куклой Соней, как любовь к сыну, – отец ощущает свою комнату, оконный переплет, из-за которого идет солнце и приходит зной дня, сосны и небо за окнами, свой стол с книгами, бумагою, подсвечниками и карандашами, – все это, как мир, как сын, как отец отца – тридцать пять лет тому назад подаривший дрожки, – как кукла Соня и ее дела с Борисом Борисовичем. Игрушки!..
…В четвертом часу дня, когда ротационные машины выбрасывали последние тысячи экземпляров, те, которые пойдут с дальними поездами, в этот час в экспедиционной, уже вручную, именно на эти последние тысячи экземпляров человек механически наклеивал адреса:
– – № 504 Iswestia Ziks Iemen Sanaa «Аравия»
– «Hedjos. Аравия» – –
– – – № 1219 Iswestia Ziks. Colombia South. Южная Америка – – Buenos Aires. Аргентина – – Montevideo Уругвай. – – «Pretoria. Южная Африка» – –
«Sydney N.S.W, Австралия» – – «Афганистан». Урумчи. Западный Китай. – «Madrid. Испания» – Los Angelos. California. Америка… «Antenes. Греция». «Iswestia Ziks». «Iswestia Ziks» – – «Известия – – Известия – Известия» – – № 1881 – № 1881 – № – № – № – USA – USA – USA – «Германия, Франция, Англия, Япония, Китай, Финляндия» – –